писатель-декабрист А.Бестужев-Марлинский в Геленджике

писатель-декабрист А.Бестужев-Марлинский в Геленджике

"В Геленджике он бывал дважды"

Прошлое страны, региона, района, города, помимо природоведческих, археологических, исторических факторов, обязательно включает историю культуры, которую представляют писатели, поэты, художники, побывавшие в тех или иных местах, в частности, в нашем городе и районе.
В этом году исполняется 170 лет со дня первого пребывания в Геленджике писателя-декабриста А.Бестужева-Марлинского. Он побывал у нас дважды - в 1834 и в 1836 году.

Имя Александра Бестужева-Марлинского еще при жизни стало легендарным. Образ писателя в солдатской шинели, сражающегося на Кавказе, привлек внимание всей читающей России. В те времена он был популярнее Пушкина. Его повести «Амаллат-бек», «Мулла-Нур» были у всех на устах. Белинский в своей статье «Литературные мечтания» писал о Марлинском: «Это один из самых примечательнейших наших литераторов. Он теперь, безусловно, пользуется самым огромным авторитетом: теперь перед ним все на коленях, если еще не все в один голос называют его русским Бальзаком, то потому только, что боятся унизить его этим и ожидают, чтобы французы назвали Бальзака французским Марлинским».

Александр Дюма, путешествуя по Кавказу, проехал по местам пребывания писателя-декабриста, а вернувшись во Францию, написал роман по мотивам его повести «Амаллат-бек», назвав его «Салтанат» (по имени героини повести).

Бестужев-Марлинский был одним из ярких представителей романтического направления. Приключения, рискованные похождения, дуэли – ведущие мотивы в его ранних повестях. Все запутанные и трагические ситуации всегда имели счастливый конец. Его стиль письма называли «узорчатым», «…у Марлинского каждая копейка ребром, каждое слово завитком», - писал Белинский. Надо заметить, что о нем много писали при жизни и после его смерти, отождествляя порой с его романтическими персонажами кавказского периода. На Кавказе декабрист оказался в 1829 году, летом. Хотел своей кровью и храбростью в боях искупить вину перед государем и избавиться от солдатчины.

Обстановка на Кавказе и на нашем побережье в то время была такова. Осенью 1829 года был подписан Адрианопольский мирный договор, в 1831 году было основано Геленджикское укрепление, с которого началось систематическое покорение черкесских племен (высадка 4-тысячного десанта под командованием генерал-майора Берхмана). В 1834 году командующим войсками Кавказской береговой линии генерал-лейтенантом А.Вельяминовым были организованы 4 экспедиции по созданию Геленджикской кордонной линии, которая должна была соединить земли Черноморского казачьего войска с побережьем (в ходе этих экспедиций были основаны 3 новых укрепления).

Осенью 1834 года Бестужев-Марлинский принял участие в первой экспедиции генерал-лейтенанта Вельяминова: впервые в истории русских войск на Кавказе был совершен переход от Ольгинского укрепления (tete de ponda , Абинский район) на реке Кубань до Геленджикского укрепления 6-тысячного отряда, перевалившего Маркотхский хребет. Это была очень тяжелая экспедиция, которая продолжалась 2 месяца (туда и обратно), сопровождавшаяся строительством крепости на реке Абин, прокладкой дороги через горы в районе Кабардинки и по Адербиевскому ущелью.

В Геленджике Марлинский пробыл несколько дней. Жил в доме коменданта Чайковского (единственном доме с окнами, в которые были вставлены стекла). Жена и свояченица коменданта радушно встретили опального писателя, развлекали, как могли, столь знаменитого гостя.

Отдохнув, он вместе с отрядом отправился обратно. После возвращения Бестужев написал письмо-очерк. «… Ура, мы в Геленджике! Мы штыками проторили дорогу до Черного моря, сквозь неприступные доселе ущелья, через подоблачные хребты, под градом пуль и стрел, и камней, и картечей! Могучее слово Николая набросило нам мост на пропасти, сгладило горы… Вы не сыщете Геленджика на карте, может быть вы не подозреваете его на белом свете. Эта крепость не более 3 лет вышла на черкесский берег…». Далее следует описание перехода.

Это письмо-очерк писатель подготовил для журнала «Северная пчела» и передал через журналиста, редактора «Московского телеграфа» К.Полевого (поверенного в литературных делах Бестужева-Марлинского), через которого проходили все опусы прозаика-декабриста. В сопроводительном письме он писал Полевому: «Вы прочтите сначала в «Северной пчеле» краткое известие о походе в Геленджик, а потом я напечатаю свой дневник где-нибудь». Очерк, к сожалению, в журнале «Северная пчела» не появился. Впоследствии, через 40 лет, он был напечатан в журнале «Русский архив», а дневник стал основой для одной из самых пронзительных его повестей «Он был убит», которая имела большое значение для писателя.

В письме к Полевому он писал: «Посылаю еще отрывки из журнала убитого, и если вы не будете плакать, их читая – или вы, или я без сердца» (с.Ивановка 15 декабря 1835 г). Вероятно, это автобиографическая повесть, запечатлевшая реальные события и переживания Марлинского во время похода в Геленджикское укрепление. Этим произведением он предвосхитил свою гибель: «Для меня вчера и завтра – два тяжкие жернова, дробящие мое сердце. И скоро, скоро это бедное сердце распадется прахом: я это предчувствую; недаром бой часов по ночи стал будить меня иногда, словно стук заступа в гробовую кровлю. Заснуть навек, умереть? Так что же! Сейчас приди за мной смерть, и я подам ей руку с приветом».

В конце этого же 1835 года Бестужева-Марлинского неожиданно вызвали в штаб Тенгинского полка и объявили о его переводе в Геленджикское укрепление. В марте 1836 года писатель прибывает через Керчь на пароходе в Геленджикское укрепление. «Переезд мой из древней Пантикапеи сюда, - писал он из Геленджика Полевому, - был слишком счастлив, ни одной бури, ни одной встречи с черкесскими галерами». Бестужев-Марлинский был зачислен в 3-й Черноморский батальон.

В то время комендантом Геленджикского укрепления был некто Ваецкий – это был человек благородный, хорошо относился к солдатам. Но жизнь в укреплении была очень тяжелая, почти невыносимая. Смертность среди гарнизона была высока, умирали не столько от пуль горцев, сколько от болезней. «Живу в землянке, сырой, душной, по крайней мере, не завидую против других: все в подобных же дворцах горюют. Вообще надобно сказать, что с тех пор, как я на Кавказе, никогда не жил я так скверно. Это настоящая ссылка: ни письма, ни запасов, ни развлечений… На огород идут с конвоем – это летом, вообрази, что зимой… К довершению радостей, кровли крыты землей, и при малейшем дожде в землянках «по колено вода» (письмо к родным от 23 апреля 1836 года).

Единственной радостью в его «мерзкой жизни» в Геленджике явилось путешествие в Сухуми на военном фрегате «Бургас» вместе с ученым-натуралистом, ботаником, профессором Одесского лицея Александром Нордманом во второй половине апреля 1836 года. Общение было приятным. Бестужев-Марлинский много знал о Кавказе, делясь знаниями, помогал Нордману в зарисовках видов. Впоследствии ученый писал о нем: «Находившийся на нашем фрегате известный прозаист Марлинский, которым я много одолжен за сообщенные мне известия о Кавказе, помогал мне снимать виды, рисуя мысы Мамая и Адлера и будучи очарован великолепным видом лежащего пред ним ландшафта, не знал и не предчувствовал, что рука рисовала очерки того места, на котором спустя год ему будет суждено пасть».

Это путешествие дало определенный заряд бодрости Бестужеву-Марлинскому. Надо заметить, что поколение Бестужева с детских лет тяготело к «героическому». Этому способствовала, видимо, Отечественная война 1812 года, когда последующие поколения хотели походить на ее героев. В письме к Полевому Марлинский писал: «Мне кажется, что я рожден лучше чувствовать, нежели говорить, и более действовать, чем думать». Людей подобно склада характера декабрист называл «героями». У него даже была репутация бретера (дуэлянта, современного экстремала), но талант и ум дали ему впоследствии твердость и мужественность характера. Не случайно во всех его произведениях присутствует доблесть, храбрость, борьба против зла. Его персонажи - это с одной стороны, казалось бы - обычные люди, но с другой - непременно герои.

После пережитых ссылок, творчество писателя стало более автобиографичным, достоверным: изучая Кавказ, он создает ценную очерковую прозу - о быте, правах, обычаях горцев. Есть предположение, что именно в Геленджикском укреплении была закончена одна из лучших его повестей «Мулла-Нур».

Любопытно воспоминание анонимного автора, который посетил Геленджик и землянку Бестужева-Марлинского. «Небольшая, низкая, в два окна, - между ними стоял стол, заваленный кипою книг и журналов. На окне вырезаны слова на французском языке «Уста клялись, а сердце не согласно». Впоследствии Герцен определил это время как «удивительное время наружного рабства и внутреннего освобождения». Это была эпоха противоречий. Любая неординарная личность данного периода времени выбивалась из привычных нам схем типа «черное - белое», «хороший – плохой». С одной стороны, любовь и долг перед Отечеством, верность присяге, с другой - понимание, что России нужны перемены, что колониально-захватническая политика Отечества и царя привела к истреблению почти целого кавказского народа и многочисленным жертвам русских. Все эти причины, на мой взгляд, пагубно отражались на прогрессивно мыслящей части русского дворянства на Кавказе. В частности, и на Бестужеве-Марлинском. Пребывание в Геленджикской крепости опального писателя, помимо бытовых тягот и физических недугов, усугублялось душевными противоречиями. С одной стороны, это был человек своего века, круга, воспитанный в почитании государя как помазанника Божьего, но участвовавшего в декабристском восстании и понесшего наказание, с другой стороны - это прогрессивный талантливый писатель, который видит все уродство существующего строя и восстает против него. Но смиренно принимает гнев и наказание царя.

В мае 1836 года Марлинский пишет: «Геленджик меня уходит. Да и можно ли быть здоровым в землянке, где на ногах сапоги плесневеют, где под полом лужа, а кровля - решето. У меня род горячки с рвотою. Здесь еще холодно, трав нет, смертность в крепости ужасная, что в день от 3 до 5 человек умирают. Но духом я не падаю». Лихорадка ослабила его силы, он лежал, не вставая. В один из этих беспросветных дней ему принесли с опозданием на 19 дней журнал «Инвалид», где печатались правительственные сообщения: там было известие о производстве Бестужева-Марлинского в первый офицерский чин прапорщика. «К счастью, - писал он Полевому, - что я был истощен лихорадкой, иначе вызванная радость наверное бы меня убила, я думал, что у меня лопнет аорта, когда прочел в «Инвалиде» свое имя».

Чуть позже, 19 мая 1836 года, пишет братьям: «Вы, наверное, знаете, что необычайной милостью государя я произведен в офицеры, но едва ли угадаете, как эта весть меня поразила радостью, я едва не испытал на себе, что нежданная радость может убить скорее, чем нежданная беда. К этому прибавить надо, что я прочел в «Инвалиде» только свое имя, не замечая перевода, и в глазах у меня потемнело. Перейти вдруг от безымённой вещи в лицо, имеющее права, от совершенной безнадежности к обетам семейного очага, от унижения, которое мог я встретить от всякого, к неприкосновенности к самой чести, - о, это не ребяческая была радость моего первого офицерства, когда я готов был расцеловать первого часового, который отбрякнул мне на карауле. Нет, тут открылась для меня частичка мира, хоть не рая, который выстрадал я, тут сверкнул луч первой позолоченной надежды, может быть, обманчивой, как и прежде, но все-таки позволенной надежды».

Почувствовав себя лучше, Бестужев-Марлинский отправился в Керчь, чтобы справить себе офицерское обмундирование. Затем, прибыв в Геленджикскую крепость, а затем к месту возведения Александрийского форта (Кабардинка), получил новое назначение.

«Надежда оказалась обманчива. Несмотря на настойчивое ходатайство генерал-лейтенанта Вельяминова и присвоение офицерского звания, царь не простил декабриста и определил его следующее место службы в «самых гробовых местах Черноморского побережья» - в 5-й Черноморский батальон. Место своей службы опальный писатель описывает следующим образом: «Есть на берегу Черного моря, в Абхазии, впадина между огромных гор. Туда не залетает ветер, жар от раскаленных скал нестерпим, и, к довершению удовольствий, ручей пересыхает и превращается в зловонную лужу. В этом ущелье построена крепостишка… где лихорадка свирепствует до того, что полтора комплекта в год умирает из гарнизона и остальные не иначе выходят отсюда, как с смертоносными обструкциями или водянкою. Там стоит V Черноморский батальон, который не иначе может сообщаться с другими местами как морем, и, не имея пяди земли для выгонов, круглый год питается солониной. Одним словом, имя Гагры…, однозначащее со смертным приговором».

В июне 1836 года Бестужев-Марлинский выехал из Геленджика, а 7 июля 1837 года погиб в экспедиции по взятию мыса Адлер. В повести «Он был убит» есть такие строки: «Когда ж не станет меня… Но кто спросит, кто расскажет про меня? Те, кто могли бы, не захотят, а кто бы желал, не может! Я сирота и в грядущем». Слава Богу, что в «грядущем» он не остался сиротой, его имя сохранилось в веках.

Т.Небиеридзе, старший научный сотрудник музея.

14.02.2006г.
из Недели Геленджика номер 5 2006г.